- Одевайся, пострел! - доктор легонько шлёпнул Митьку по голой пояснице.
- Бооольно, - заныл малыш, натягивая штаны.
- Легко отделался, - проворчал врач, записывая что-то неразборчивое в карточку, - Мамаш, ну, сказал же, чтоб никаких волнений, ещё бы полчаса и был бы приступ. Вон, и так уже еле ходит, двигательная функция угасает. Что смотрите? А, ну, да... Поиграй в коридоре!
Митя задумчиво поплёлся к двери, оглянулся на мать и по лёгкому кивку понял, что лучше выйти, не споря.
- Вы вообще соображаете, что делаете, мамаша, - продолжил белый халат, как только захлопнулась дверь, - Его в стационар надо, хотя и там вряд ли помогут.
- Там его загубят, - тихо возразила Марина.
- Как знаете. Уколы делать научилась? На вот, поколи ему, и ещё хорошо бы раздобыть вот это, - дальше он нацарапал неразборчиво рецепт и уткнулся в календарь. - Приходи через пару недель, седьмого, посмотрим динамику. Да не реви ты, без тебя тошно! И запомни, нервировать его категорически нельзя, это может спровоцировать приступ, и, если не повезет, уже не откачаем.
Марина, забирая карточку, сунула доктору мятую сторублевку.
- Уберите. Слышите? Уберите немедленно!
Неловкая пауза была удачно прервана заглянувшим Митей:
- Мам, долго ещё?
- Уже иду, - она виновато улыбнулась врачу и вышла из кабинета.
Потом они долго шли несколько автобусных остановок вдоль проспекта. В час пик она решила, что лучше пройтись, чем мучительно толкаться в транспорте, с замиранием сердца приглядываясь к сыну. От духоты ему становилось хуже, он начинал кашлять, а это грозило перерасти в нечто ужасное, свидетелем чему она однажды уже была. Тогда его спасли, тогда она узнала страшный диагноз, тогда она поняла, что жизнь раскололась на две половинки: «до и после»...
Митя вёз за собой на верёвочке небольшую машинку, «подарок отца», издавал множество урчащих звуков на разные лады, которые, несомненно, сообщали внешнему миру о передвижении серьёзного транспортного средства к месту погрузки. Мальчик останавливался у заботливо собранных дворниками лиственных сугробов, набирал полный кузов и перевозил к следующей кучке. Марина терпеливо ждала, пока сын наиграется.
Страх, поселившийся в ней несколько лет назад, так больше её и не отпустил, даже когда она спала, она боялась за Митю. Вставала к нему каждый час, прислушивалась, дышит ли. Через год таких ночных вскакиваний от неё ушёл муж. Казалось, Марина даже не заметила его уход. Вся её жизнь сузилась до пятнышка ночника, который она перестала выключать. С работы она ушла сразу же, как только узнала о болезни сына, забрала Митю из сада и не отходила от него совсем. Не расстраивать сына, то есть выполнять инструкцию врачей, было несложно: малыш был спокойный, можно даже сказать, кроткий, он всему был рад и, даже когда в играх с дворовыми ребятами он, как очевидно слабое звено, получал тумака, не ревел, а шёл домой зализывать раны.
Сбережения быстро закончились. По ночам, под свет своей заветной лампочки, Марина работала на компьютере: делала переводы на заказ, это позволяло им сводить концы с концами. Муж ушёл как-то совсем безвозвратно и безденежно. В их крошечной аскетичной хрущёвской однушке на первом этаже было два ярких пятна - два подоконника. На кухне буйным цветом кустились орхидеи, её любимые цветы, лук и даже помидоры, которые умудрялись дозревать, примостившись тут же по соседству. Этим вот странным садом-огородом любовались старушки, вечно сидящие у подъезда. А в комнате на подоконнике жили Митины машинки. Марина подвела туда две лампочки, и у сына там был свой удивительный мир с крошечными знаками дорожного движения, деревцами, склеенными мамой, солдатиками и прочими мальчишескими сокровищами.
К слову сказать, все машинки были как бы подарены папой-разведчиком, пребывающим в длительной командировке на спецзадании. Митя мог часами сидеть у окна, играя и что-то озвучивая себе под нос, изредка отвлекаясь на уличные события. Вечерами, когда Марина включала оконную подсветку, прохожие заворожено сворачивали шеи, глядя на Митькино окно, а зимой, за ветками деревьев, свет в морозных узорах стекла и горящие глаза увлечённо играющего мальчика выглядели как-то совсем по-сказочному.
По дороге из поликлиники они на всякий случай зашли в районную аптеку и, убедившись, что там нужное Мите редкое лекарство отсутствует, узнали о том, где можно попытать счастья и сколько оно стоит.
Дома, сковырнув у порога сапоги, малыш сразу же ринулся к окну.
- Руки, - устало вздохнула мама, и он послушно свернул по пути в ванную.
Марина ушла на кухню, которая по совместительству была ещё и рабочим кабинетом, поставила на стол принесённую из комнаты шкатулку. Там хранились остатки фамильных драгоценностей, про драгоценности, конечно, громко сказано, но так, кое-что было. Марина уже не раз прибегала к этому волшебному ящичку. Сейчас она с грустью держала в руках мамино любимое кольцо с бриллиантом. Оно передавалось у них в семье по женской линии. Когда девушка выходила замуж, мама передавала перстень в знак её перехода во взрослую жизнь. Считалось, что оно приносит счастье. После свадьбы и Марина носила его, но сняла, когда ушёл муж, и с тех пор больше не доставала. Интересно, на сколько ампул хватит?
- Сынок, пойдём до ломбарда прогуляемся?
- Мам, опять? - Митя с тоской заглянул ей в глаза, - это же твоё любимое! - Марина не успела спрятать кольцо. От трудной жизни дети рано взрослеют.
- Было любимое.. Не расстраивайся, зато совсем скоро будешь здоров, - и чмокнула его в нос, щёку и лобик.
- И пойду в школу?
- Да. Ну, или будешь учиться дома и иногда ходить в школу, так же тоже хорошо.
- А на обратном пути погуляем?
- Конечно!
Весь обратный путь под тарахтение Митькиного грузовика Марина размышляла, где бы ещё раздобыть денег. Ампул не хватало даже до контрольного осмотра.
- Я пойду с ребятами немного поиграю, можно?
- Да, только не долго, и чтобы я тебя видела.
Марина села на скамейку и застыла взглядом на почти уже опавшем клёне. Невысокое деревце, ещё вчера окутанное жёлтым резным облаком, стояло с двумя оставшимися листочками в окружении сброшенного у подножия разноцветного одеяния. В воздухе уже чувствовались отзвуки вечерних заморозков, а мокрая, летящая откуда-то сбоку, изморозь быстро покрыла лицо неприятной пленкой. Она вдруг вспомнила рассказ из детства про больную девочку и листок, который кто-то любящий привязал к дереву, чтобы он последней надеждой укрепил её и, вдохнув силы, помог ей выжить. Марина никак не могла вспомнить ни автора, ни детали сюжета, и так сосредоточилась на поиске этого знания, блуждая по закоулкам памяти, что потеряла из виду сына.
- Миии-тяяяя! - крик на весь двор. А ужас, мгновенно приливший к горлу, захватывает дух и не даёт звуку развернуться во все меха.
Она даже не успела, в привычной для себя манере, набросать на холсте своего воображения три-четыре чудовищные картины, как Митя выбежал из-за угла с широко раскрытыми глазами и бросился к ней со сбивчивыми взволнованными требованиями.
- Мама, срочно, идём со мной! Там, рядом с помойкой, лежит папа, он ранен, он был на задании, он истекает кровью, его надо немедленно спасти и отвести домой!!!
Поняв по лицу малыша, что спорить бесполезно и, памятуя наказы врача, Марина нехотя поплелась за сыном. Он нетерпеливо тащил её за рукав, как немецкая овчарка, рвущая поводок по следу.
- Мам, ты можешь идти быстрее, папе плохо!!!!! - надрывался Митя.
Марина пыталась стремительно сообразить, как в наиболее приемлемо-щадящей манере отговорить сына тащить окровавленного разведчика домой.
За теплоцентралью у мусорных баков валялся пьяный, ужасно замызганный бомж. Вероятно, при падении он поранился, и большой палец на руке немного кровил. Марина от этого зрелища содрогнулась, и даже не внутренне.
- Сынок, ты уверен, что это твой папа?! Ведь он на задании, а это совершенно чужой мужчина, к тому же, кажется, сильно пьяный, - попыталась она образумить Митю.
Сын издал истошный вопль, негодуя от несправедливости наговора:
- Он ранен!!! Если ты мне не поможешь, я его сам потащу!!!
Марина, уже не сомневаясь, что придётся отгрузить пьяного, грязного бомжа домой, стала помогать сыну:
- Ужас, ну и запах!
Мужик в полной несознанке кое-как был поднят в вертикаль и через некоторое количество шагов и минут приведён в квартиру на первом этаже. Дважды он упал на лестнице, и у Марины даже затеплилась надежда, что сын одумается и заметит совершенно очевидную разницу между отцом-героем с фотографии в фотоальбоме и этим чудовищем в рваных штанах. Тщетно.
Дома, проходя санобработку горячим душем, бомж иногда приоткрывал один глаз и пытался задать сакраментальный вопрос: «Где я?!», на что Марина вежливо прикрывала ему рот рукой. После чего помытый и счастливый, по настоятельному требованию Мити, он был уложен в кровать вместе с ребёнком.
- Папа... Папа мой, родной... - шептал мальчик, засыпая с счастливой улыбкой на лице.
- Господи помилуй!... - Марина легла на полу рядом и всю ночь не сомкнула глаз, читая все известные ей молитвы.
У неё даже не было страха, что бомж может оказаться ещё и опасным бандитом, а не только героем-разведчиком, причинить им с сыном боль. Многолетнее отчаяние уже вытравило в ней большинство инстинктов, в том числе и самосохранения.
Утром Митька вскочил первым и увлёк на кухню совершенно одуревшую от бессонной ночи мать, заставив её готовить папе-герою праздничный завтрак. Марина резала оливье и роняла слёзы прямо в салат.
- Мам, ты это от радости, да? - улыбался Митя, - давай повешу ему выходной костюм, не может же он надеть вчерашнюю рваную одежду, в которой был на задании.
И получив кивок то ли согласия, то ли «делайте, что хотите!», немедленно извлёк из шкафа свадебный костюм своего настоящего отца.
Когда бомж, накануне помытый, да ещё и при костюме, удивлённо озираясь, вышел на кухню, Митя с визгом повис на нём, так что оба чуть не завалились.
Мужик с похмелья держался не особо уверенно, к тому же совершенно растерялся при обращении «папа». Марина за спиной подавала мужчине извиняющиеся, но одновременно суровые знаки. Потом ей, наконец, удалось отвести Митю к соседке, бывшей учительнице пенсионного возраста, с которой он занимался подготовкой к школе, а незваному гостю, как только за сыном закрылась дверь, объяснить всё недоразумение. И, хотя Митя взял с «отца» слово прийти вечером после задания домой, а тот это слово ошарашено дал, она клятвенно заверила, что придумает какую-нибудь легенду - не привыкать - что мальчику стало явно лучше и что костюм дядя может забрать себе, в качестве компенсации за моральный ущерб в виде непрошенной передислокации его бездыханного тела. К тому же он ему очень к лицу.
А гость, и вправду, в костюме и отмытый оказался очень симпатичным мужчиной лет сорока, высокого роста и крепкого телосложения с приятным баритоном. Он был так потрясен рассказом Марины, что почти ничего не говорил, находясь всё ещё в смятении, выпил две чашки кофе и удалился, как-то пятясь к двери, умудрившись так и не повернуться к Марине спиной.
Как только он исчез за порогом, несчастная дала волю слезам.
Вечером, напевая себе что-то под нос и готовя им с сыном ужин, она почти позабыла ночное приключение. Митя возился на своём любимом окне с трактором, как вдруг с визгом и, прыгая как кенгуру, он примчался на кухню к матери, показывая радостно и победоносно куда-то в проём между помидорами и луком.
- Мам, там папа на Мерседесе приехал! Ура!!! Уррраааааа!!!!! Уррррааа! Он приехал, как обещал, смотри, вон он с цветами к подъезду идет.
По дорожке и впрямь шёл высокий, гладко выбритый мужчина с букетом белых орхидей и большим свёртком в руках. Скамеечные блюстители порядка проводили его восхищенными взглядами и тут же оживлённо, нисколько не стесняясь, начали обсуждать. Марина, на самом деле, узнав в незнакомце вчерашнего ночного гостя, совершенно ничего не понимая, побежала в ванную к зеркалу. В квартире воцарился полный хаос, по кровати прыгал Митька с криком: «папа вернулся с задания навсегда!», в дверь настойчиво звонили, а бедная женщина, зачем-то машинально подкрашивая ресницы, застряла в ванной, боясь сделать шаг.
Наконец, сын сам справился с замком, и она услышала радостные возгласы Митьки, а потом и увидела его в дверях. Он гордо сидел на бедре у гостя, обвив его руками за шею, как маленькая обезьянка.
- Привет.
- Здравствуйте,- выдавила Марина.
- Что стоите, родные мои, ужин готов?! Кормите отца, а то с задания усталый, как собака! - и он протянул ошарашенной Марине цветы и свёрток.
***
Сбросившая лет десять, Маринка шла по бульвару с коляской - маленький Ромка спал только при ходьбе.
- Мам, дай я повезу, - Митька вышел из школы и сразу направился к брату.
- Марин, ну, расскажи, а дальше-то что, как всё решилось?!?! - не унималась её новая подружка по детским прогулкам, мама маленькой Светы.
- Подожди, сейчас Митя подальше с Ромкой отойдет. Он бизнесменом оказался. Его жена бросила год назад, к другу его самому близкому ушла, банальная история. Вот и запил человек. Завод не бросил, но иногда неделями гулял. Они тогда с друзьями в какой-то бане были на окраине города. Он даже не помнил, как в такси оказался. Таксист, наверное, и раздел, документы, деньги забрал, да во дворе нашем и выбросил. А Митя его нашел. Ну, а Валера как наутро нас увидел, историю всю услышал, понял, что это его дом, и он тут навсегда останется. Митя до сих пор ничего не знает, да и не надо, Валера его усыновил. Друг в друге души не чают. Он ему окно в новой квартире точь-в- точь повторил!
- Какое колечко у тебя красивое, твой подарил?
- Нет, это мамино, старинное, - улыбнулась счастливая Марина, - Когда Митя болел, я его в ломбард отнесла, а Валера его, по Митиной подсказке, спас. Я даже не знала ничего. На рождение Ромки подарил - сюрпризом.
- Бывает же!...- удивлённо выдохнула подружка.